Вайхи Рассказывает: Рав Исроэль Зельман
Единственная глава в Торе, которая начинается внутри текста (а не после абзаца, как остальные), подробно рассказывает сначала о последних днях жизни праотца Яакова, а заканчивается смертью Йосефа, его любимого сына. Дело движется к страшному "египетскому рабству", и это ощущается ещё до первых слов главы: из очень сложного объяснения Раши следует, что новая глава не начинается с новой строчки именно из-за этого "нехорошего предчувствия". Глава "закрыта" (стума) потому, что, поскольку умер Яаков, "закрылись глаза и сердца евреев от бедствий порабощения". Главная сложность этой идеи, несомненно, в том, что великий Раши как будто забывает (на время написания этого объяснения) некое общеизвестное мнение из Мидраша (приведённое в следующей главе). В самом начале второй книги Торы в мидраше разъясняется, что "пока не скончался последний из двенадцати сыновей Яакова, египетское порабощение не началось". Ещё одна проблема - сама формулировка великого толкователя Торы. Почему Раши пишет именно о закрытии еврейских "глаз и сердец", что, вообще, означают эти слова о "закрытии глаз евреев"? Конечно, почти всегда можно (и нужно) находить (для начала) простые ответы даже на самые сложные вопросы: Раши не пишет "когда умер Яаков" (кше-нифтар), он пишет "поскольку умер Яаков (кейван ше-нифтар), начали порабощать их". То есть, не о точной дате и "торжественном открытии" египетского угнетения говорит великий мудрец. Конечно, мучения начались позднее, после смерти основателей двенадцати колен. Однако, то, что евреев потом "начали порабощать", связано с другой причиной, сама возможность этого угнетения возникла именно из-за смерти Яакова, а его дети только сдерживали уже готовый к запуску механизм порабощения. Объясняя эту разницу с практической точки зрения, можно сказать, что в те семнадцать лет, которые Яаков прожил в Египте, отношение местного населения к евреям не допускало даже мысли о превращении "таких дорогих гостей" в рабов. По прошествие же этих семнадцати лет "чувствуйте себя, как дома" стремительно поменялось на "сидите, раз уж пришли", и только присутствие на этом свете родных братьев легендарного премьер-министра-кормильца мешало указать, наконец, самозванцам их настоящие места на стройках века. Вообще, в объяснениях мудрецов приводятся и простые, логические обоснования того, что при Яакове египтяне и не думали о порабощении евреев. Когда праотец пересёк египетскую границу, прекратился голод. Когда праотец подошёл к берегу главной "артерии страны", она, эта "артерия", как море во время прилива, "поднялась" к ногам праведника. Словом, все семнадцать лет египтяне понимали, что они обязаны своим гостям больше, чем гости - им (за гостеприимство). Кстати, именно из-за выше перечисленных чудес фараон допустил одну очень симптоматичную ошибку. Когда "солнцеликому" было сообщено, что в страну с неофициальным дружественным визитом прибыла потрясающая личность, при первом появлении которой природа оживает и расцветает, "солнцеликий" немедленно пожелал встретиться со столь могучим человеком. Царь египетский трепетал от нетерпения увидеть это живое олицетворение мощи, здоровья и плодоношения. Неподдельное, безграничное изумление фараона при виде настоящего (то есть, старого и замученного жизнью) Яакова было так велико, что, забыв о придворном этикете, он прямо так взял, да и поинтересовался: "сколько ж дней и лет жизни твоей?" (сколько ж, мол, тебе, старичок, годков-то?) Оказалось, что потрясающее отношение неживой природы к праведнику, мягко говоря, не согласуется с отношением людей (благодаря чьим огромным и постоянным "стараниям" упомянутый праведник так ужасно выглядел). Когда же пребывание праотца в Египте завершилось, голод вернулся, чудесное цветение природы и экономики прекратилось. Египтяне уже не чувствовали себя обязанными евреям и стали относиться к ним именно так, как обычно относятся к "бедному не родственнику", живущему в твоём доме "на птичьих правах". Сатмарский Ребе несравненно более глубоко раскрывает идею великого толкователя. Как обычно, всё начинается с Талмуда. Трактат "Мегила", лист 16. "Велико изучение Торы - даже более, чем построение Храма. Ведь всё время, пока Барух сын Нерии был жив, не поднимался Эзра в Святую Землю (чтобы строить Храм)". Эти принципиально важные строки Талмуда выводят указанное утверждение из поступков Эзры - строителя Второго Храма. Оказывается, этот знаменитый праведник мог приступить к своему историческому строительству существенно раньше, чем в действительности приступил: разрешение на это большое дело было получено ещё при персидском царе Кореше (сыне "пуримского" Ахашвероша), а реально дело началось только при царе Дарии третьем. Почему, спрашивается, Эзра столько времени отлынивал от восстановления великой Святыни? А потому, что учитель Эзры (упомянутый Барух бен Нерия) жил в Персии, и всё время, пока он там жил, Эзра, вместо того, чтобы возводить разрушенное вместилище святости, сидел перед учителем и занимался Святой Торой. И, только похоронив и оплакав любимого педагога, глава поколения спешно влился в первую попавшуюся "волну алии" и вспомнил о своей, бесспорно, главной исторической и духовной миссии (Вы спросите - почему учитель не поехал "умереть на Святой Земле" по примеру многих других праведников? Тоже - замечательно важный вопрос. Думаю, потому, что там, на пустом месте, в обстановке начинавшейся великой стройки, двум великим мудрецам - учителю и ученику - просто мешали бы постигать глубины Святой Торы. Ну, какие тут, посудите сами, глубины, когда - экономическая неразбериха, неустроенность новоприбывших, куча - внешних и внутренних - плохо скрытых недоброжелателей и открытых врагов-). Упомянутое в объяснении Раши "бедствие порабощения" (цорас а-шиабуд) может быть понято не как конкретная ситуация, а, скорее, как ощущение, постепенно охватывающее всё более широкие круги "еврейской общественности". На примере Эзры, преспокойно сидевшего в Персии перед учителем, убеждаемся, что изгнание, это тогда, когда учителя нет: именно после такой невосполнимой потери начинаешь чувствовать, что вокруг - чужой и враждебный мир, начинаешь чувствовать, что ты не дома. Впервые страшное ощущение посетило, как очевидно, сыновей Яакова. Они учились у отца, и уход Яакова заставил их почувствовать "бедствие порабощения" раньше всех. Для остальных же, ситуация оставалась терпимой всё время, пока были живы сыновья Яакова, ибо каждый из них был учителем для своей семьи, для своего колена. И только после смерти двенадцати основателей, тяжесть положения была осознана всем народом. "Глаза и сердца закрываются" тогда, когда перестают видеть учителя. Это немного странное, даже кажущееся "натянутым" объяснение должно восприниматься в контексте правильного, талмудического понимания того термина, который является, бесспорно, важнейшим на протяжении трёх предыдущих и трёх последующих глав Торы. Что такое "голус"? Как точно объясняется в Святых Книгах то, что обозначается понятным словом "изгнание"? Знаменитое талмудическое изречение постулирует, что "со дня, когда был разрушен Храм, нет у Вс-вышнего в мире ничего, кроме четырёх локтей Алахи" (то есть, тех двух метров, на которых легко умещаются два еврея с книгами, учитель и ученик). Это высказывание, вроде бы, вступает в противоречие с другим общеизвестным местом в Талмуде, где утверждается, что "святость вторая освятила на своё время и на будущее" (то есть, что святость Земли Израиля времён возвращения евреев в эпоху построения Второго Храма не "прекратилась" и в будущем). Почему сказано, что у Вс-вышнего нет ничего, кроме места изучения Закона, если высокий статус Земли Израиля сохраняется даже во времена, когда Храма нет? Оказывается, второе изречение разъясняется, ограничивается первым: вся действительно сохранённая навеки святость Земли, всё пребывание и освоение её имеют смысл только при изучении и исполнении Закона. И более того, где бы ученик ни черпал Мудрость из её вечного источника, где бы ученик ни сидел перед учителем, он - дома, а не в изгнании, ибо Святые Книги всё-таки однозначно важнее святых камней и песка.