Ахрей Мойс Рассказывает: Рав Исроэль Зельман
Благодаря ещё одному упоминанию о трагической гибели сыновей Аарона, в Мидраше и более поздних комментариях мудрецов появляется множество новых деталей, раскрывающих смысл великого и ужасного происшествия. Раши, например, приводит известную притчу о врачевателе, который не просто предупреждает о болезни, а ещё и подкрепляет своё предупреждение сильнодействующими примерами: "Не кушай того-то и того-то, а то - умрёшь, как недавно умерли такой-то и такой-то", то есть, пусть священники не повторяют ошибок Надава и Авиу, чтобы не сгореть, как они.
Рабейну Хаим бен Аттар, в своей книге "Ор а-Хаим", также рассуждает о том, что хотел передать Вс-вышний Господину пророков "после смерти" ("ахрей мот") двух сыновей Аарона, не своевременно вошедших во внутреннее помещение Храма, и разъясняет, что упоминание о трагедии в начале нашей главы (перед рассказом о запрете заходить в Святую Святых в любой день, кроме Йом Кипура), призвано сообщить, что не только Аарону, но и даже самому Моше (несмотря на его особую "близость") не стоит "в произвольное время" появляться в наиболее святом месте Переносного Храма.
В конце книги "Хохмат Адам" от имени Виленского Гаона, наоборот, сообщается, что Аарон (сам, лично) мог заходить в Святую Святых не только в главный день года, а изложенный далее запрет касается только первосвященников последующих поколений (ссылаясь на избранные места из основного "кабалистического пятитомника", можно объяснить, что выражение "не придёт во всякое время к святыне" относится к знаменитым словам царя Шломо о всяческих "временах", в том числе, о "времени любить и времени ненавидеть": в "Зоаре" написано, что Аарон - брат Моше, величайший из первосвященников, ещё мог различать "цвета времени" и знал, когда можно "войти", а когда - следует воздержаться; для потомков же (менее чувствительных к труднонеуловимым особенностям течения времени) был установлен чёткий "график прихода" в Йом Кипур).
Сатмарский ребе, рав Йоэль Тейтельбойм, приводит, среди прочего, два очень важных отрывка из Мидраша. Первый, более известный, процитированный сразу в двух книгах выдающегося сефардского мудреца Рабейну Хаима-Йосефа-Давида Азулая повествует о "страхе, который испытал знаменитый страдалец Иов, узнав о смерти сыновей Аарона". Довольно известно объяснение, данное в книге "Нахаль кдумим" только что упомянутым великим раввином с тройным именем (сокращённо его называют Хида). Правда, мало, кто знает, что в другой своей книге он сам же и ставит под сомнение собственную идею. Сначала мудрец предположил, что вышеуказанный "страх" относится к знаменитой (описанной в Мидраш Раба) ошибке Иова, работавшего министром у фараона: при обсуждении ужасной идеи последнего убивать еврейских детей, Иов почувствовал, что его протест совершенно бесполезен (фараон уже решил убивать, и советуется скорее для того, чтобы увидеть, кто готов "идти с ним до конца", а кто - слишком мягкотел для грядущих непопулярных мер). Понимая бесперспективность сопротивления злу, Иов, как известно, промолчал (за что и был наказан страданиями, как следует из дальнейшего текста Мидраша). И как хотел было объяснить раввин Азулай, упомянутый в Мидраше страх поразил египетского министра ещё задолго до его знаменитых страданий, и испугала его одна из наиболее популярных историй (также изложенная в Мидраш Раба) о сыновьях Аарона. Оказывается, когда еврейский народ шёл по пустыне, и два великих сына первосвященника буквально дышали в затылок великому отцу и величайшему дяде (то есть, шли третьим и четвёртым номером), время от времени задавался следующий (кажущийся просто чудовищным) риторический вопрос: "Когда (наконец) умрут старцы эти, и мы возглавим еврейский народ?". Как написано в Мидраше, в ответ на эту сентенцию, Создатель высказался совсем уж страшно и афористично: "Нире - ми ковер эт ми" ("Посмотрим, кто кого похоронит"). В этой пугающей истории Иову, казалось бы, следовало обратить внимание на то, что, вроде бы, говорил-то "некрасивую фразу" Надав (старший сын), а второй - Авиу - только слушал (то есть, молчал - прямо как сам Иов в истории проектом детоубийства), а наказали - обоих одинаково (для "молчаливых" - очевидный повод если не начать уже что-то говорить, то уж хотя бы - глубоко призадуматься). Однако это "пояснение к страху Иова" сам же автор (Рабейну Хаим-Йосеф-Давид) раскритиковал через несколько лет, в другой своей книге: оказывается, всё-таки нельзя с полной уверенностью утверждать, что столь невыгодно звучащую фразу о стремлении к власти говорил только один из братьев, а второй - неизменно молчал (и даже не сказал хоть один разочек: "да уж" или "скорей бы" или что-нибудь ещё в этом роде), то есть - выводы из "предположительного молчания" второго сына довольно сомнительны. Сатмарский ребе даёт своё объяснение Мидраша о страхе страдальца.
В нескольких местах Мидраш Раба (а также в конце первой главы талмудического трактата Бава Батра) приводятся многочисленные (местами - весьма противоречивые) сведения об Иове. В числе прочего, в Мидраше утверждается, что если бы Иов выдержал все страдания и не высказал никаких упрёков Творцу, то его награда - как прижизненная, так и посмертная - была бы просто огромна. В частности, раби Ханина бар Папа (один видных представителей последнего поколения амораим -составителей Талмуда) говорит, что "так же, как теперь мы произносим в молитве "Б-г Авраама, Б-г Ицхака и Б-г Яакова", говорили бы и "Б-г Иова". Однако "когда пришли страдания", Иов, как сказано далее в Мидраше, "итхиль мевает" ("начал лягаться"), заявив (в 23-ей главе одноименной книги ТаНаХа): "Кто бы дал мне узнать место, где Он находится, я бы дошёл до самого престола Его, и устроил бы с Ним судилище, и уста наполнил бы упрёками". Высочайший ответ, полученный Иовом на такое более чем смелое выступление, как написано далее в Мидраше, связан как раз с трагедией, происшедшей в семье первого в истории коэна. "Сказал ему (Иову) Вс-вышний: ты что - более велик, чем Аарон, которому Я уделил почёт самый большой за всё время существования мира?.. и после всего этого почёта, когда вошли сыновья его принести передо Мной жертву без разрешения, не пощадил Я их, и задушил двух (этих) птенцов". Ответом Иову, не выдержавшему мучений, не принявшему их, как подобает, является история с гибелью Надава и Авиу и последующим поведением Аарона, который принял от Б-га всё, как должное, и героически промолчал (что прямо написано в Торе, в главе "Шмини"). Получается комментарий, обратный предыдущему: из рассказа о гибели сыновей первосвященника Иов мог научиться молчать, когда нельзя говорить, а не говорить, когда нельзя молчать, как сначала предлагал Хида, вспоминая о страшном совещании у фараона. Так объясняется страх Иова: теперь его могли ещё и обвинить в нарушении тех норм, которые приняты среди особенно праведных людей (ведь именно к этому "закрытому обществу" Иов изначально относился). И такое "обвинение" (с первого взгляда, немного странное - как можно упрекать человека в том, что его поведение - обычное, а не какое-то особо выдающееся?) вполне объяснимо: в Талмуде, в трактате Йома, на 72-ом листе сказано, что "Илель обвиняет бедняков, а раби Элиэзер сын Харсума обвиняет богачей". Смысл, как поясняет там Раши, в том, что старейшина Илель был очень беден (как приводится в другом месте Талмуда, подрабатывал дровосеком), и поэтому теперь ни один бедняк не может оправдать своё невнимание к изучению Святой Торы тем, что он-де был очень занят добыванием хлеба насущного и не мог найти время и силы для приобретения знаний: личность великого мудреца-бедняка - пример правильной организации времени и свидетельство обвинения. То же касается и второго талмудического учителя: раби Элиэзер сын Харсума был очень богат, и поэтому теперь ни один богач не может оправдать своё невнимание к изучению Святой Торы тем, что он-де был очень занят ведением своих многочисленных дел, "контролем за множеством направлений" и не мог найти время и силы для приобретения знаний: личность великого мудреца-богача - пример правильной организации времени и свидетельство обвинения. По такому же принципу был обвинён (и запуган) знаменитый страдалец: если бы не существовало никаких примеров безропотного принятия страданий, упрёки Иова можно было бы не только понять, но и даже в каком-то смысле принять. Однако - поскольку примеры стойкого перенесения самых страшных событий и происшествий были, Высочайший вердикт по поводу несчастного, который "начал лягаться", основывался на одном из таких великих примеров и был более чем нелицеприятным. Если пользоваться формулировкой Талмуда, Аарон обвиняет мучеников-